В начале 2023 года девушка по имени Тина впервые попробовала сбежать из чеченской семьи, в которой она постоянно сталкивалась с насилием со стороны матери, отца, братьев и сестер.
Первая попытка закончилась неудачей: родные сняли ее с автобуса, ехавшего во Владикавказ. Но Тина не отчаялась и попробовала сбежать еще раз, почти полгода притворяясь послушной дочерью, которая постоянно читает Коран, носит хиджаб и мечтает о замужестве.
Со вторым — уже успешным — побегом девушке помогли правозащитники из «Марем» и СК SOS. Сейчас Тина находится в безопасности, она работает, планирует учиться и старается компенсировать все, чего у нее не было раньше.
Мы публикуем историю Тины о том, как спустя годы насилия, страха и болезней она смогла вырваться и начать новую жизнь.
«Ты даже не вещь. Ты — просто ничто». О насилии в семье.
Я росла в довольно строгой, религиозной и традиционной чеченской семье. У нас женщина из дома выйти не может без разрешения всех старших братьев в доме. А у меня пять братьев и пять сестер, так как у отца было аж три жены — но это долгая история. Моей любовью в семье были только мои младшие. Очень сильно по ним скучаю и знаю, что они скучают по мне, ведь я их вырастила. Можно сказать, они мне как родные дети. Однажды я с ними свяжусь, когда точно безопасно все будет.
Всей семьей мы жили в загородном доме в селе. У нас постоянно присутствовало насилие — абсолютно каждый божий день были крики, ссоры, скандалы и драки. Я все детство наблюдала, как отец избивал мою мать. Нас, детей, он тоже бил. Периодами отец сильно уходил в алкоголизм, и тогда ни один день не проходил без побоев. Так что насилие — норма в нашей семье.
Меня во всем контролировали, все мне запрещали и постоянно избивали. Особенно сильно и часто били старшая сестра, старший брат и маман. Батя реже, но он если делал это, то мало не покажется абсолютно. Иногда побои были таких размеров, что я в школу не ходила — родители считали, что нельзя, чтобы в школе знали об этом. Прилететь могло за все что угодно. Например, из дома без платка вышла. Или брат мог ударить, потому что у него плохое настроение.
В Чечне принято, что дочерей воспитывает мать, а сыновей — отец. Так что если дело доходило до побоев, чаще меня избивала именно мать. Но бывало они вместе с отцом били в четыре руки — такое никогда не забудешь. Мама мне на это говорила: «А что ты хотела? Везде так». Отец же повторял все время, что мы избалованные, потому что «в его время» женщин как надо били, а мы с сестрами сидим и ревем после пары ударов.
Старшая сестра постоянно за мной следила: приходила за мной на работу и ждала, когда я ее закончу. Она гнала меня домой, чморила по дороге и покрывала всеми матами этого мира. Дома естественно мне надо было убираться и готовить. Мне не разрешали даже на велосипеде кататься внутри нашего двора или пойти погулять, когда хочу. Что уж говорить о том, чтобы иметь хобби.
Было ощущение, что я сама себе не принадлежу. Ты как бы даже не вещь, ты — просто ничто. И относятся к тебе хуже, чем к домашнему скоту. В детстве я еще самообманом занималась, мол, это наши чеченские традиции, так у всех, но когда повзрослела, поняла, что так быть не должно.
Я никогда не хотела следовать всем этим традициям, они мне не нравились. К тому же, я атеистка. Но, конечно, я соблюдала эти чеченские и исламские предписания. Думала, что за это меня будут любить, а если я не буду этим традициям следовать, меня убьют и закопают.
Вся моя семья с детства видела, что я довольно шумная и активная. Они всегда пытались подавить эту часть меня, потому что девушка не должна быть такой громкой. Ей полагается быть тихой и скромной. Но я с детства, с 7-8 лет, понимала, что не хочу так жить — вся эта жизнь в Чечне не для меня и не про меня. Так что я с детства хотела уйти из семьи.
«Я росла не как ребенок, которого любили, хотели и ждали, а как обуза». О болезни и одиночестве.
У меня с рождения фиброзная дисплазия — это такая доброкачественная опухоль, которая нарастает на костной ткани. Она разрушает и деформирует кости. В семь лет мне сделали первую операцию, и тогда врачи говорили родителям, что со мной нужно быть осторожными, меня нельзя бить и давать физическую нагрузку. Но меня от ударов, скажем так, не берегли.
Когда мне было 11 лет, я постоянно страдала от головных болей. Еще надо мной смеялись одноклассники: они дразнили и говорили, что у меня один глаз выше другого. Из-за постоянных ударов по лицу опухоль разрасталась и повлияла на глаза, один из них действительно «опустился» на три миллиметра, и у меня испортилось зрение. Родители это очень долго игнорировали, но в итоге отвели к окулисту, который сказал, что меня надо проверить в хорошей клинике.
Мы поехали в больницу в Москве, где врачи сказали, что опухоль разрослась и ее надо удалять. Это был переломный момент для меня. Мне было очень страшно, хотела, чтобы кто-то сказал, что любит меня.
Полтора месяца я провела в больнице, но мама приходила ко мне только утром на 10 минут, заносила продукты и сразу же уходила. У меня был кнопочный телефон, по которому я могла позвонить ей в случае экстренной ситуации — и все. При этом родители остальных детей весь день проводили с ними, даже если они старше меня или у них просто перелом руки. Я смотрела на них и думала: «Ну вы и слабаки». Я считала, что со мной не надо сюсюкаться, я сильная, но, конечно, в глубине души я завидовала этим детям.
Однажды я подслушала разговор двух мамочек, которые жалели меня и говорили, что моя мать суровая. Я обиделась, сказала им, что у меня лучшая мама. Они ответили, что не хотели меня задеть, просто, на их взгляд, мама должна быть нежной с ребенком. Я потом вышла из палаты, сидела в библиотеке и думала, кто из нас прав? Я ведь тоже хочу, чтобы меня любили, целовали и обнимали, чтобы рядом были, пока я болею.
Вообще для меня это было лучшее время, можно сказать, рай. Пока я лежала в больнице, мама покупала мне все, что я хотела: конфеты, соки, фрукты. Не орала на меня и не ругала. Но когда меня выписали, мама сказала: «Ну все, лафа закончилась, дома даже не рассчитывай на такое отношение к себе снова. Больше не буду терпеть твои хотелки». Она попрекала меня тем, что на меня потратили много денег.
И у меня было это глубокое чувство вины, что я такой больной ребенок, с которым приходится возиться. Даже в ситуации, когда я должна была жалеть себя, я жалела своих родителей — думала, что я груз для них. Я росла не как ребенок, которого любили, хотели и ждали, а как обуза.
У меня еще были проблемы с зубами, потому что меня не водили к стоматологу в детстве. Впервые к зубному я пошла сама за свои деньги, когда начала работать в 17 лет. Родители игнорировали, что у меня болят зубы и их надо было лечить.
Когда я уже сбежала из Чечни, врачи сказали, там лечить уже нечего — они вырвали некоторые зубы. Сейчас я откладываю деньги на импланты. Но некоторые другие зубы были с кариесом, потихоньку их лечу.
«Бейте сколько хотите. Синяки пройдут, а я поиграю». Об интернете, книгах и видеоиграх.
Мои тети и мой дядя знали, что дома меня избивают. По возможности они забирали меня к себе. Дедушка и бабушка с маминой стороны тоже забирали меня на все лето. Я потом в слезах и истерике лежала, не хотела возвращаться домой. Но никто из них ничего не мог сделать, потому что я все еще принадлежала своему отцу.
Дедушка внес самый большой вклад в мое воспитание. Увы, он погиб, когда мне было 12-14 лет. Это был человек, которого я больше всего любила и ценила. И дедушка меня любил и ценил — всю любовь и заботу, которую я в детстве знала, подарил он. Еще бабушка и сестры матери — самые лучшие родственники в моей жизни. Когда я приезжала к ним, то всегда чувствовала себя в безопасности. На меня никогда не поднимали голос и никто меня пальцем ни разу не тронул. Дедушка учил меня, что надо думать о себе, получать образование и часто говорил: «Никогда не становись такой же, как твои братья, сестры и отец».
Помимо дедушки, у меня была с школьных лет близкая подруга. Это очень классный человек, с которым у меня связаны хорошие воспоминания. Естественно, мы с ней делились, что у нас в семьях происходит. У нее были любящие и заботливые родители. Она мне говорила, что не должно быть так, как у меня дома.
С детства я люблю книги, прям безумно тащусь по ним. Я очень много читала и читаю по сей день русской, английской и немецкой классики. Потом еще японскую начала. Это был такой важный буст для меня. Сейчас в новой стране я хотя бы могу не беспокоиться о том, что у меня заберут книги и сожгут их, как это делали родители. В Чечне у меня была своя небольшая домашняя библиотека, но однажды родители вынесли все мои книги на задний двор, облили бензином и подожгли. Что им сделали книги? Не понятно.
Была еще библиотека в селе, и после школы я шла туда и брала книгу, приносила ее вместе с учебниками домой. Потом мама узнала, что я из библиотеки книги таскаю, и стала проверять мой портфель, когда я приходила из школы. После этого я перед тем, как зайти в наш во двор, стала прятать книги под трактором, комбайном или сеялкой. У нас все это было дома, так как у отца свои поля. Я ждала, когда мама куда-нибудь выйдет, и потом бежала на улицу и забирала книгу.
Еще у меня был интернет и я смотрела разных блогеров, фильмы и сериалы. Мне вообще всегда нравилась история и обществознание. И чем больше я читала, тем больше я не понимала, что не так с моей семьей.
С детства на всю семью был компьютер, с помощью которого я делала уроки. Но вообще чаще я играла в игры. Skyrim, Need for Speed, «Ведьмак» — как же мне это нравилось! Однажды меня застукали, что я не уроки делаю, а играю — меня за это избили. Но я тогда думала: «Бейте сколько хотите, что в этом такого. Синяки пройдут, а я зато поиграю».
Иногда я делала вид, что делаю уроки, раскрывала учебник, а сама сидела через режим инкогнито и читала, смотрела, что интересно. С детства я очень много врала, приспосабливалась, как могла, и была очень хитрой. Понимала, что только хитростью я вывезу эту жизнь. Если бы я не врала и не играла роль тихой дочери, то как бы я вообще сбежала?
В 16-17 лет у меня появился первый телефон. Но он постоянно проверялся родственниками. Мне можно было иметь на нем только WhatsApp — никаких других мессенджеров не разрешалось устанавливать. Но через скрытый режим и вторые аккаунты я смотрела, что мне нужно. Родители не особо умели пользоваться телефоном, зато братья с сестрами, особенно моя старшая, знали, что и где спрятано. От них спасения не было, поэтому я на телефоне ничего такого не хранила и постоянно чистила историю.
И все равно бывали моменты, когда братья или сестры находили что-то, из-за чего можно придраться. Например, посмотрела видео с Мэрилином Мэнсоном или слушала рок-музыку. Родители меня из-за этого сатанисткой считали и даже возили «лечить». Ну, люблю я рок, ничего не скажешь, классная музыка. Мне за него влетало очень много раз.
«Я пыталась придумать сотни способов, как себя убить». О провальной попытке побега.
Я очень долго планировала побег, и у меня даже был один неудачный в феврале 2023 года. Я тогда работала в забегаловке и откладывала деньги. Это было тяжело, потому что все заработанное мне нужно было передавать родителям, они знали, какая у меня зарплата, но я врала, что меня штрафуют на работе.
Однажды я потеряла 10 тысяч рублей, из-за чего произошел огромный скандал дома. Я решила, что нужно как можно скорее отсюда бежать и не оборачиваться. Уже невозможно было терпеть.
В один момент я настолько не выдержала ситуацию в семье, что купила билет на автобус до Владикавказа. Я ничего с собой не взяла, никаких вещей, кроме пары книг, кофточки, юбочки и паспорта. Все остальное я оставила как есть и выбросила SIM-карту. Я планировала доехать до Владикавказа, там купить новую симку и уехать в Москву. Такие планы большие были, клянусь.
Вечером я уснула в автобусе, а проснулась от того, что меня будет водитель и просит паспорт. Я посмотрела в окно, а там машина отца, сам отец и мать. Когда я пропала, они приехали на автовокзал — им там предоставили полный доступ к камерам, сказали на каком я автобусе и дали номер водителя. Они ему позвонили, поэтому водитель автобуса специально все это время ехал очень медленно, пока мои родители гнались за мной на машине.
Они забрали меня из автобуса и пока мы ехали домой, я пыталась придумать сотни способов, как себя убить. Я не хотела умирать, но хотела спастись, понимая, что меня ждет. Как только меня привезли домой, я побежала к аптечке и выпила все, что там было. Не помогло — меня просто стошнило. В тот момент я не думала ни о чем, кроме суицида, я не хотела всех этих разговоров и скандала. Это было настолько ужасно, что не хочу даже вспоминать. Я бы никогда в жизни больше не хотела пережить этот момент.
«Еще одна выходка, и мы тебя убьем». О подготовке ко второму побегу
Спустя какое-то время я начала готовиться к другому побегу. Для меня это был один из самых сложных периодов: приходилось играть две роли. Тайно готовится сбежать еще раз, а в остальное время врать, увиливать и делать вид, что я послушная дочь.
Я под таким давлением, стрессом и страхом жила все эти месяцы. Очень боялась, что меня раскроют. Даже не спала толком. Приходилось терпеть все, что делали родственники. Я говорила матери: «Мама, я хочу учить арабский, чтобы только Коран читать. Буду носить хиджаб, стану десятой женой и рожу детей». Она чувствовала подвох, но у нее не было доказательств. Я ее убеждала, что исправилась и обижалась, если она мне не верит.
Я знала, чем лучше играю роль этой сломанной дурочки, которая уже точно ничего не планирует, и терплю их побои, тем больше усыпляю бдительность родителей. После первого побега отец и мать постоянно мне говорили: «Еще одна такая выходка, мы просто вывезем тебя в лес и закопаем. Даже могилы у тебя не будет».
Спустя 2-3 месяца после первого побега я снова получила доступ к телефону. Родители мне его дали без симки, думая, что это поможет. Но они забыли, что можно подключиться по wi-fi. Я скачала специальное приложение в виде калькулятора — оно как бы на виду, просто калькулятор, а в нем на самом деле другие приложения.
Я установила Telegram и в одном канале познакомилась с девочкой: она бесплатно отдавала книги разные и я очень обрадовалась. Мы с ней разобщались, я ей рассказала о своей ситуации, объяснила, почему не могу выйти с ней погулять. Она была в ужасе и скинула мне группу «Марем», которая помогает женщинам с Кавказа. Я позвонила туда, пока дома никого не было, но мне ответили, что мой кейс очень тяжелый и его нужно передать в другую организацию — ей оказалась СК SOS. В итоге мне помогали и «Марем», и СК SOS.
Мы почти полгода планировали этот побег, меня инструктировали, к чему готовиться и предупреждали, что будет очень тяжело. С «Марем» мы заранее договорились о том, что в нужный день они мне вызовут такси, которое будет ждать недалеко от дома — там, где нет камер. Я каждый день молилась, чтобы какой-то праздник или похороны случились, да что угодно, лишь бы вся семья из дома уехала в другое село. Мне нужно было, чтобы дома никого не было хотя бы один час, чтобы я вещи собрала и смогла выехать.
Однажды так и случилось — кто-то умер из дальних родственников, все уехали, кроме моего старшего брата. Я с утра предупредила «Марем» и начала делать генеральную уборку. На самом деле я просто искала свои документы, но не хотела, чтобы у брата возникли вопросы. Вместе с мусором я вынесла документы и оставила их на улице. Потом я брату сказала, что мне надо в библиотеку книги вернуть, а то меня штрафанут. А он тупенький, ничего не понимает, сказал только, чтоб одна нога там, другая тут.
Я естественно быстро собралась. Безумно жаль, что я с младшим братом и сестрой не смогла попрощаться — очень сильно хотела, чуть не плакала. Когда я выходила из дома, младшие ушли играть, а брат остался у ворот смотреть. Я шла как бы в библиотеку, но потом свернула и пошла туда, где меня ждало такси.
Мужчина, который меня вез, попросил снять хиджаб, чтобы не было подозрений из-за того, что русский мужик за рулем, а сзади женщина в хиджабе. Я сняла его и сразу стала такая светская львица: высовываю голову из машины, ветер бьет в лицо, волосы назад. Это было шикарно! Я еще спросила, есть ли у него рок в плейлисте. И он включил мне Rammstein. Такое чувство свободы, просто незабываемое ощущение! Из меня такой адреналин пер.
Но, конечно, я была в стрессе. Мы проезжали первый блок-пост и я думала, что сейчас остановят. Когда уже далеко уехали, все равно думала, что поймают. Первые два-три месяца я просыпалась с этим отвратительным ощущением безысходности, что меня никто не спасет. Я осматривала комнату шелтера, брала телефон и пыталась убедить себя в том, что я не в Чечне. Первое время было ужасно тяжело поверить в то, что я сбежала.
Я семь месяцев провела в шелтере. Первые два месяца «Марем» и СК SOS пытались снять меня с розыска, потому что меня в него объявили. Когда я приехала забирать паспорт с визой, у меня руки тряслись, я была готова расплакаться. Последние четыре месяца в шелтера я провела нереально классно: ощущение спокойствия, тишины и отсутствия страха. «Марем» и СК SOS мне во всем помогали. Но я очень боялась, что вдруг откажут в визе. Хотелось поскорее уехать из России, перестать прятаться от камер и свободно выходить на улицу. Хотелось просто жить нормальной жизнью.
Я открыла паспорт, увидела визу и начала плакать. Уже через пару дней мне купили билет и принесли чемодан. В другой стране я смогла встретиться с подругой, с которой мы четыре месяца прожили в шелтере.
Транзитом я побывала в нескольких странах прежде, чем попасть в ту, где осталась. Я такой свободы не ощущала никогда в жизни. Я как только Россию покинула, ходила под камерами и светилась лицом, мол, все, выкусите, что вы мне сделаете? Я так радовалась, что могу теперь ходить без маски, очков, кепки и спокойно показывать документы. Это было прекрасно!
«Жизнь в Чечне — это выйти замуж, родить 10 детей и умереть в рутине». О замужестве и отношениях.
Мама мне всегда говорила, что я буду третьей женой, потому что такую как я никогда не возьмут первой. Меня всегда считали испорченным товаром, ведь я болтливая и активная. Мать угрожала, как только появится какой угодно человек, меня выдадут замуж. Я отвечала, что разведусь, если на меня руку поднимут, а она отвечала: «Иди, поспи и возвращайся в реальность. Ты в Чечне, а тут по-другому не бывает».
Вся жизнь в Чечне — это выйти замуж, родить 10 детей и умереть в бытовой рутине. Твой муж естественно постоянно тебе изменяет, может еще трех жен взять. Я прекрасно понимала, что вообще не создана для семейной жизни. Я всегда стремилась к чему-то большему — не в плане богатства, меня больше интересовали путешествия, увлечения. Я хотела весь мир объездить, вести активную жизнь, попробовать с парашютом прыгнуть, а не замуж выйти и быть несчастной.
Насильственные браки — норма в нашей семье. Но, слава богу, меня это миновало. Тогда у меня был дикий страх любых отношений был. Я максимально старалась избегать этого и оставить ужасное впечатление о себе у мужчин. Был один, который никак не отвязывался от меня, хотя у него и так уже две жены было. Я говорила, что не умею готовить, стирать, убирать и люблю только игры. Он все равно от меня не отставал.
Первое время после побега меня не волновали отношения, более того, я о них никогда не думала и не хотела. Я всегда была самодостаточным человеком, сильной и независимой. Я считала, что не надо искать своего человека, судьба сама приведет.
«Удивительно ощущать эту любовь после жизни в Чечне». О новой жизни в эмиграции.
Я не могу говорить, где именно нахожусь, но я в прекрасной стране, и у меня сейчас все превосходно. Могу сказать, что живу невероятную для себя жизнь. Конечно, много проблем, но это такие пустяки на фоне того, что я получила взамен.
Меня окружает красивая архитектура и я каждый день гуляю — прохожу минимум 15 километров, а так бывает по 20-30 километров спокойно, потому что хочу, могу и буду. Кроме того, я много путешествую и за эти семь месяцев я увидела столько, о чем даже мечтать не могла раньше. Например, впервые в жизни побывала на море. Я ощущаю свободу, которой никогда у меня не было. Больше меня никто ни в чем не ограничивает. Я безумно счастлива.
Сейчас я учу разные языки, нашла работу, которая мне нравится, и скоро буду получать высшее образование. У меня очень много хобби, я все могу пробовать потихоньку: кататься на скейте, на коньках, на лошадях, ездить в горы, купаться в море и подниматься в горы.
Теперь у меня очень много классных друзей здесь, они мне помогают, мне весело с ними тусить. Эти люди за пару месяцев стали мне ближе, чем моя родная мать. И здесь есть женщина, которая чуть ли не с первого дня моего приезда сюда заботится обо мне. Иногда в шутку я называю ее мамой — она прекрасный человек.
Я больше никому не позволю оскорблять, унижать или поднимать на меня руку. Я до сих пор каждый день борюсь с желанием позвонить своему брату, отцу, матери и высказать им все. Удивительно ощущать тепло, заботу и любовь спустя столько лет жизни в Чечне. Первое время я это тяжело воспринимала, думала, почему так хорошо. Но сейчас я уже успокоилась.