В августе прошел год с исчезновения Седы Сулеймановой — чеченки, которая сбежала от семьи, но силой была возвращена домой. Всё это время о деле Седы активно говорит ее подруга Лена Патяева: она выходит с пикетами в Санкт-Петербурге, ведет кампанию в медиа и социальных сетях и призывает расследовать исчезновение чеченки.
Но судьба Седы волнует не только правозащитников и Лену. Другая ее подруга, Марьям, тоже сбежала с Северного Кавказа и познакомилась с Седой в шелтере СК SOS. Она впервые решилась публично рассказать о дружбе с чеченкой, традициях их региона и страхах Седы о том, что семья может ее найти и убить.
«Она убежала из дома, но дом из нее не убежал». О знакомстве Марьям и Седы.
Я тоже вайнашка-беглянка. Только Саида (это имя, которым Седу называли друзья, далее по тексту везде изменено на «Седа» — прим. редакции) — чеченка, а я ингушка. Но язык и культура наших народов очень близки, как и положение девушек в обществе. У меня были проблемы с семьей и в какой-то момент, боясь за свою жизнь, я решила, что мне нужно уехать из страны. Я обратилась к правозащитникам СК SOS, и они поселили меня в шелтер, где я и познакомилась с Седой. Мы с ней жили два месяца в одной комнате.
Первое впечатление о ней — это очень заботливый человек. Когда я только зашла к ней в комнату, на столе меня ждала приготовленная еда. Я сразу почувствовала что-то родное. Это такой милый момент: Седа убежала из дома, но дом из нее не убежал. Остались привычки воспитания, которые на чеченском называются «г1иллакх». Это переводится как «правила поведения» — проявление уважения, гостеприимства и того, как ты себя ведешь с людьми.
Мы, правда, вели себя так, как нельзя себя вести в шелтере. По правилам нам запрещено было говорить, кто мы и откуда. Нельзя даже называть настоящие имена. Но мы с Седой разговорились в первый же день и выдали друг другу абсолютно всё. Мы быстро поняли, что мы обе вайнашки. Я по ее поведению угадала, что она чеченка, а она не могла понять, кто я. И вдруг на какую-то ее фразу я ответила что-то на ингушском. Она выпучила глаза и сказала: «Я бы никогда в жизни не подумала, что ты вайнашка, ты вообще не похожа!». Ее действительно это сильно удивило.
Нам вместе было очень комфортно. У нас вообще не было периода адаптации — мы просто были как родные люди, которые давно не виделись, и их поселили вместе. Мы всю ночь болтали о ситуации в Чечне и Ингушетии, своих семьях и жизни. У меня никогда не было сестры, и для меня Седа стала как старшая сестра. Мы даже писали друг другу стихи, и в этих стихах называли друг друга сестрами. Седа очень заботливая и душевная. Она может ничего не делать и не говорить, но рядом с ней ты ощущаешь безопасность.
«Побег — это страшный позор». О семье Седы
Отец у нее умер рано, она его не знала. Ей поэтому все всегда говорили: «Бедная девочка, даже своего отца не знает». Седа сама начала себя жалеть из-за этого. Она скучала по человеку, которого никогда не видела и страдала из-за того, что ей, грубо говоря, навязали.
Седа была самой младшей в семье. Она часто говорила, что к ней относились как к ребенку — у нее не было никакой ответственности и никаких решений. Ей это не нравилось. С сестрами она не была особенно близка, так как они все были старше и рано вышли замуж. А вот брат ее очень любил. Он был строгий сам по себе, но в ее сторону ничего плохого не делал. Но он и не знал, что его сестра собирается нарушить все правила и устои. В его глазах она была хорошей девочкой. Племянники, дети брата, Седу тоже очень любили. Брат со своей семьей жил в том же доме, что и она с матерью — как положено по традициям.
Ни про кого из родственников она ничего плохого не говорила, она их любила. Отношения с семьей у нее были хорошие, но не суперблизкие. Седу не устраивало, что ее семья была религиозная и традиционная. К тому же ее поджимало время — ей было 25 лет, и она получала много намеков, что пора выходить замуж. Со стороны семьи не было сильного насилия или издевательств, но моральное давление было.
Необязательно проявлять физическое насилие, чтобы человек захотел уйти из дома. Ей не подходили уклад и смысл той жизни. У Седы была внутренняя свобода и она задавалась вопросами: если ей 25 лет, почему она обязана выходить замуж? Почему время поджимает? У нее ведь даже нет человека, которого она любит. Что это за шаблон, по которому нужно обязательно выйти замуж?
Седа поняла, что ей не подходят устои Чечни, она хотела более свободной жизни. На нее давила не только семья, но и общество в целом. В Чечне сценарий для нее был расписан: убираешься дома, следишь за племянниками и готовишь. Тебя отпускают на работу и учебу, но все понимают, что ты отучишься, потом выйдешь замуж, будешь жить в семье мужа и родишь детей. Неважно, будешь ты при этом счастлива или нет.
Седе, как и мне, пришло в голову, что можно жить по-другому. У меня так было: я поняла, что внутри меня что-то сопротивляется этим традициям. И Седа тоже это почувствовала. Этот уклад не для нас. Когда она это поняла, то решила уехать. Она выросла, взяла ответственность за себя и свою жизнь и приняла решение жить по-другому.
Она знала, что как только сбежит, ее сразу начнут искать, и если вернут, то ничего хорошего ее ждать не будет. Как бы ее ни любили родственники, но побег — это страшный позор. Она понимала, что ее жизни будет грозить опасность, поэтому она решилась обратиться в СК SOS.
Мы обсуждали, что будет, если Седу поймают. Я считала, что ее вряд ли убьют, ведь семья ее любит. Она говорила, что она уже взрослая, а не ребенок, поэтому никаких оправданий не будет. У нее был очень сильный страх, что ее не простят и убьют. Мол, вариантов у семьи больше нет.
«Седа — очень сильная девчонка». О самостоятельной жизни после шелтера
Седа изначально обратилась к правозащитникам только для того, чтобы ей помогли уехать из Чечни. Покидать Россию она не собиралась. Когда время пребывания в шелтере подошло к концу, она начала самостоятельную жизнь и нашла работу. И она, и правозащитники думали, что всё нормально, ее не ищут.
В этот момент я познакомила Седу с Леной Патяевой. Я знаю Лену уже несколько лет, мы давно дружим. Я рассказала Лене о ситуации Седы, и они начали вместе снимать квартиру. Лена как раз искала соседку, а Седа нужно было с кем-то жить, так как в одиночку снимать в Питере квартиру без нормальной работы слишком дорого.
Седа работала в кофейне Baggins coffee. Однажды в нее нагрянул двоюродный брат с угрозами. Он сказал, что Седа никуда не денется и ее везде найдут. В тот раз ей удалось сбежать и она снова обратилась к СК SOS. Ее отвезли в шелтер, где она прожила со мной недели две, а потом ее перевезли в другой шелтер. Дальше мы общались дистанционно.
Она планировала уехать за границу, но ее пугала жизнь в неизвестной стране и непонятно в каких условиях. В итоге она решила, что не справится, и останется в Питере. Ей казалось, что у ее семьи нет сильных связей. К тому же, двоюродный брат не стал насильно забирать ее домой, а ограничился угрозами.
В этот период она познакомилась со Стасом в интернете. Они встретились, когда Седа окончательно ушла из шелтера. Она ему честно рассказала, что она беглянка, и он предложил ей жить у него, так что их отношения почти сразу начались с совместной жизни. Они быстро влюбились друг в друга и поняли, что им комфортно вместе. У них были гармоничные отношения, они хорошо смотрелись вместе. Было видно, что они друг друга любят.
Стас нашел Седе работу, на которой можно было не бояться, что за ней придут. Надо было брать на передержку собак и заботиться о них, пока хозяева в отъезде. Седа работала, и у нее были свои деньги. Несмотря на то, что она жила у Стаса, она оставалась самостоятельным и независимым человеком. Это мне в ней очень нравилось. Седа на самом деле очень сильная девчонка.
«Как родная старшая сестра». О дружбе Седы с разными людьми.
Стас познакомил ее со своими друзьями и семьей. Ее все знали и любили, у них сложились семейные отношения. Мама и бабушка Стаса передавали Седе закатки. И друзьям она сразу понравилась. Седа максимально влилась в новую жизнь, как будто здесь родилась: душа у нее такая, питерская.
Седа и Стас считали, что их отношения на всю жизнь. Месяца через четыре после того, как они начали встречаться, они решили, что нужно оформить официальный брак. А в будущем, когда встанут на ноги, они хотели детей и полноценную семью.
К этому моменту я тоже вышла из программы СК SOS. Моя ситуация наладилась, и я тогда решила не уезжать из России. Так что мы наконец снова смогли общаться с Седой вживую и каждый день были на связи. Мы максимально сблизились, и Седа стала для меня настолько родным человеком, что я вообще не представляла жизнь без нее. Это не ощущалось как дружба — Седа была мне как родная старшая сестра. Был момент, когда у меня в жизни были проблемы, я не очень хорошо жила. И она приезжала ко мне на встречи с контейнерами с едой, которую она приготовила. Седа обо мне заботилась.
Когда человек «свой», и у вас похожие истории, вы даже если молчите, вы чувствуете поддержку. Нам было очень комфортно друг с другом. Мы много проводили времени вместе, и у нас было много классных моментов. Лена с Седой тоже очень сблизились.
Мы часто куда-то выбирались втроем: ездили на пляж или карьер. Отдыхали, общались, рассказывали Лене какие-то наши истории. Самое главное, мы все друг друга выручали и поддерживали в тяжелые моменты.
«Она была похожа на зомби». О похищении Седы.
За день до похищения мы обсуждали котят. Кто-то из знакомых Седы раздавал котят, и она спросила, не смогу ли я взять одного. Это была наша последняя переписка.
Я была в шоке, когда Стас написал мне, что Седу похитили. В это время я сидела дома, смотрела фильм и от шока перевернула всё, что у меня было в руках. Я позвонила ему, узнала подробности и сразу же связалась с СК SOS. В первые дни я просто не могла поверить в случившееся, очень переживала за Седу. Я даже не помню, какими были те дни — у меня они как в тумане.
А потом появилась та фотография Седы, и меня чуть сердце не остановилось. Я буквально пару дней назад видела человека, который улыбался, шутил и рассказывал истории. Мы разговаривали о планах на жизнь, делились своими переживаниями и эмоциями, улыбались и слушали музыку. Седа была красивая, живая, счастливая, спокойная и свободная. И вдруг ты видишь фотографию как будто бы из другой реальности, из другой вселенной, где все несчастны.
Седа была похожа на зомби. Я уверена, что ее били — она была такой запуганной. От этой фотографии веяло дичайшим отчаянием. Мне было больно. Я смотрела на нее и понимала, что Седа совсем одна, со всеми этими людьми, которые снимали ее на камеру, осуждали, издевались над ней и чморили. Было больно понимать, что никто ее сейчас не обнимет, не поддержит и не скажет: «Всё хорошо, мы справимся». Мне очень хотелось в этот момент быть рядом с ней и обнять ее.
После того, как Седу похитили, я постоянно была на связи с Леной, Стасом и СК SOS. Мы с Леной и Стасом всегда советовались друг с другом и действовали сообща. Но в какой-то момент Стас разочаровался и решил, что ничего не получится. Он поверил в информацию правозащитников, что Седа мертва.
У Стаса опустились руки и он решил, что ему лучше жить дальше, раз он никак не может повлиять на ситуацию. Но у Лены боевой дух сильнее, поэтому она не сдается. Хоть я уже и переехала в другую страну, мы с ней остаемся на связи, но соблюдаем все возможные меры предосторожности — она даже не знает моего настоящего имени и в какой стране я нахожусь. Я каждый раз пишу и звоню с левых аккаунтов. Я ей доверяю на сто процентов, но так безопаснее для нас обеих, пока она остается в России.
«Дочь — лицо семьи, республики и народа». Об угрозах брата Седы.
Седа после побега периодически общалась с мамой через левые аккаунты. Она думала, что та будет очень агрессивно к ней настроена, но мама вместо этого ревела. Она не обвиняла Седу и переживала за нее, говорила «Что же у тебя такое в душе творилось, что ты на это решилась» и «Как же мы не уследили». Седе было тяжело видеть, как мама реагирует.
При этом брат записал Седе голосовое через аккаунт мамы с угрозами. Он сказал, что у нее есть возможность вернуться самой и тогда всё нормально будет, семья никому не расскажет о случившемся. Но о том, если она не вернется, брат сказал такую фразу: «Пока я хожу по земле, я тебя найду и верну, и тогда по-хорошему уже не получится, как бы мне ни хотелось, у меня больше не будет вариантов тебе помочь». Прямо не сказал, но намекнул, что Седу убьют.
В «убийстве чести» нет никакого смысла — это полнейший абсурд. Дочь считается лицом семьи. Даже не так: лицом республики и всего народа. Если у девушки сексуальные отношения до брака или она ведет себя нескромно, или она громкая, или кто-то до нее дотронулся, или про нее распространяются слухи — всё это может стать поводом для «убийства чести».
Любая мелочь, которая противоречит установленному порядку, это позор. Зачастую это могут быть какие-то незначительные вещи. Случались «убийства чести» из-за слухов, без доказательств. Кто-то может сказать, что видел девушку с каким-то мужчиной — и всё, ее могут убить просто из-за слов.
Конечно, это зависит от семьи и далеко не каждая семья убивает. Но в целом «убийство чести» практикуется. Этим семья как бы «очищается» от позора и может дальше ходить не с опущенным лицом.
В случае с Седой неважно даже, что Стас принял ислам. Люди в республике не религиозны, а именно традиционны. Им плевать, что в Коране написано, что ты в первую очередь мусульманин, а всё остальное потом. На практике традиции чеченцам и ингушам намного важнее, чем их религия. Главное, чтобы вышла за своего. Даже если девушка выйдет за мусульманина, но не чеченца, например, казаха — ее могут преследовать. Хотя по мусульманским законам это неправильно и ненормально.
«Людей похищают, а власти закрывают на это глаза». О решении Марьям рассказать историю знакомства с Седой.
Мне кажется, что будет полезно показать историю Седы по-новому, со стороны еще одного близкого человека. Я хочу сделать всё от меня зависящее, чтобы ситуация хоть как-то начала двигаться. Хочется услышать ответы и знать, что случилось с Седой.
Единственное решение в этой ситуации максимально распространять информацию о деле Седы, чтобы о нем знали буквально везде. Благодаря тому, что Лена не сдается, история Седы стала очень известной. Она распространилось и разошлось. Чем больше людей знают [о таких ситуациях], тем тяжелее их обмануть.
Важно понимать, что если беззаконие творится с одним человеком, это может в любой момент произойти с кем угодно. Ненормально, что людей похищают, а правительство закрывает на это глаза. Человек пропал, о нем ничего не слышно год, никто не знает, жив он или мертв. И все относятся к этому, как к чему-то нормальному, потому что привыкли.
У меня до сих пор есть страх перед СМИ. Хоть я уже уехала из России, всё равно не чувствую себя до конца в безопасности, боюсь привлечь к себе внимание моих родственников. Но уже не получается молчать. Я очень переживаю за Седу и решилась говорить со СМИ, потому что не вижу других вариантов. Прошел год, и никто не знает, где Седа, и что с ней. Человек стал призраком.
Я думаю, что Седа жива, несмотря на то, что сейчас большая часть людей, кто следит за этой историей, уверены, что ее убили. У меня есть ощущение, что она находится в тяжелой ситуации и у нее нет возможности выйти на связь. Ее где-то закрыли и держат в полной изоляции. Наверное, она сейчас живет максимально тихо, в закрытом доме, за закрытыми дверями.
Я знаю, как это устроено изнутри. Люди в Ингушетии и Чечне любят злословить о тех, кто им неприятен. Очень многие чеченцы могут говорить «да ее убили», потому что они хейтят и осуждают Седу. Эти слухи разлетаются на раз-два. Еще у нас любят запугивать: мол, смотрите, что с вами будет, если ослушаетесь. У нас даже говорят: «Я тебя убью, чтобы другим неповадно было».
Я не могу это представить, что она убита. Если мне однажды это докажут, я очень долго не смогу прийти в себя. Я сейчас даже не допускаю возможность того, что это может быть правдой. Но если это так, то придется добиваться справедливости. В такой ситуации у меня не получится молчать. Скорее всего, тогда я открою свое лицо и имя и буду бороться, чтобы преступники получили наказание.